![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() |
||||||
![]() |
![]() |
![]() "ЭКСтрем", N 2 Перевод Елены Бакиной |
![]() |
![]() КИНДЕРСТВО (ДЕТСТВО ГЕРОЯ) ![]() Середина 80-х. Советский народ осуждает гонку вооружений, алкаголизм и одиночное хождение в горах. Однако даже официальные лица от альпинизма вынуждены любезно принимать человека, покорившего на тот момент большинство из существующих на Земле восьмитысячников. Этим человеком был Райнхольд Месснер. Конечно, по оценкам советского официоза, бедного Райни гнали в “гибельные выси”, во-первых, жажда наживы, во-вторых, неуверенность в завтрашнем дне и, само собой, погоня за дешёвой сенсацией и сомнительным авторитетом. Приёмы приёмами, а указать общественности на недопустимость подобных авантюр было необходимо. “Комсомолка” и “Труд”, “Советский спорт” и “Ленправда” пером известных альпинистов-публицистов, вроде А. Полякова или Е. Гиппенрейтера, клеймили “авантюриста-одиночку”, называя его “жалким игроком в покер, который захотел выиграть у смерти”. Девизом же настоящих - советских - спортсменов, “воспитанных на коллективизме, остаётся товарищество и взаимопомощь в горных походах”. Чего, конечно, на гнилом Западе и в помине нет. Приятным исключением в этом мутноватом информационном потоке можно было назвать статью В. Лукьянова в июльском номере “Юности” (1984), где автор писал о личной встрече с Месснером в горах Кавказа в самых восторженных тонах. Именно так и воспринимали личность и деятельность Райнхольда подавляющее большинство “настоящих советских спортсменов”, имеющих отношение к миру высокогорья. От “значков” до мастеров спорта все прекрасно знали и понимали, что Месснер - это человек, который год за годом уходит в запредельные высоты, в одиночку или с немногими спутниками, в стремительнм альпийском стиле, зачастую без живительного кислорода, и, слава Всевышнему, всегда возвращается вниз, служа олицетворением борьбы человека с грозными силами природы и являясь Мастером с большой буквы. В единственной, изданной в СССР в 1990 году, книге Месснера “Хрустальный горизонт”, мастер спорта В. Матвеенко писал в предисловии о том, что составляющими успеха Райнхольда являются и его профессиональный подход к альпинизму, и умение вовремя отступить, и отношение к вопросам личной подготовки, базирующейся на достижениях современной науки; большой целенаправленный объём тренировочного процесса в сочетании с принципами поведения в горах, среди которых имеют место быть максимальная безопасность, бережное отношение к природе, приверженность альпийским традициям. Время, как всегда, расставило всё по своим местам... Райнхольд был пионером в опровержении многих альпинистских догм. Учитывая реалии, психологию и уровень снаряжения того времени, многие его восхождения стали классическими. Для альпинистского сообщества во всём мире Месснер стал, как сейчас говорят, культовой фигурой. И главным его рекордом - с 1972 по 1986 г - стало покорение всех 14 восьмитысячников планеты. Что до него не удавалось никому. Рекорд этот можно лишь повторить, но никогда - превзойти. Когда он спустился с последнего восьмитысячника (Лхоцзе), за плечами 43-летнего восходителя было более 3000 покорённых вершин, около 100 первовосхождений, 24 экспедиции на высочайшие вершины мира, ряд уникальных соло-восхождений. Ни в советской, ни в российской литературе никогда не описывалось начало пути великого Райнхольда. Поэтому мы спешим предложить вашему вниманию несколько глав из его автобиографической книги. И начать... с начала. Итальянские Доломиты. Долина Вильнёз. Маленький мальчик рассматривает облака и думает: куда они исчезают?.. С.Ш. Мой первый трёхтысячник Наш дом расположен на деревенской улице. Дом, как многие другие: с красной черепичной крышей, камином, лестницей из порфирного тёсаного камня; с дикой виноградной лозой, которая, разрастаясь летом, покрывала полностью восточную сторону. Каменная стена под лестницей была едва четыре метра в высоту, но отец всё же ругался всегда, когда мы лазали по ней. Потому играть мы ходили в окрестные дворы, прятались в кронах деревьев или поднимались на колокольню, если дверь церкви была случайно открыта. Оттуда мы могли видеть Св. Магдалену, последнее местечко в долине, где жили наши бабушка и дедушка, у которых мы бывали летом. Если кто-то из нас в глубине сердца думает о своей родине, как об одном из видов рая, то это там, в Магдалене. Могущественная цепь вершин была так близко и как бы бросала вызов. Она пробуждала в нас ту гармонию, которая не может возникать сегодня, среди высотных домов и автобанов. Всё было мирно и просто, и я был доволен жизнью. Летом отец арендовал горное пастбище и ежегодно несколько недель был с матерью наверху. Осенью они приносили огромный мешок с кедровыми орехами и рассказывали о Гайслергшпитцен, о Миттагсшарте, о сернах в Пуезкар. Часто я сидел между курятником и крольчатником и рассматривал облака; как они тянутся по узкой полоске неба, видной между высоким хребтом леса и угрюмыми горами. Они приходили и уходили, зачастую их игра продолжалась всего лишь несколько минут. Так, стиснутое долиной, лежит это местечко Питзак, где мы и жили. Вильнёз - долина, где я вырос - годами был целым и единственным миром для меня. Детского сада не было и мы, деревенские дети, играли с утра до вечера. Когда мне было 4 или 5 лет, мне стало любопытно и захотелось узнать, куда исчезают облака. Что лежит позади этих гор, которые окружают мою долину, словно плотина? Крестьянам не присуще такое любопытство. Редко ездили они на автобусе в город или на близлежащий базар. В деревне все ходили пешком. Машин было очень мало. Люди в долине были очень прилежны, выносливы при работе в поле, заботливы о лошадях и детях. Больших домов, как в городе, не было. Луга тянулись далеко вверх и преобладали над сухими и скудными почвами. Пастбища тянулись далеко за границу леса; прямо над ними стояли Доломиты, которые придавали долине дикую и одновременно гармоничную завершённость. Наш отец был учителем в Св. Петере. В своей юности, незадолго до второй мировой войны он лазил на Гайслершпитцен. Теперь, когда его партнёры разъехались кто куда, он захотел взять нас, мальчишек, с собой на большую Фермеду или Фурхетту и показать нам мир своих юношеских воспоминаний. Разговоры деревенских жителей крутились вокруг того, чем они занимались в поле или со скотиной, и не касались окружающей природы и ландшафта. Они не понимали горожан, приезжающих в Вильнёз путешествовать и лазать по горам. Селяне имели свой достаток и довольствовались им. Если уж кто-то из долины тратил деньги на отпуск, то он ехал в город или на море. Я ещё не ходил в школу, когда родители взяли меня с собой в первый раз на пастбище в горах. Мой старший брат Хельмут и я шли позади отца. Там, где закончилась дорога и начался узкий крутой подъём, мы сделали первый привал. В то время, как отец собирал землянику, я спросил у матери, далеко ли ещё, так как уже сильно устал. Тропинка вела зигзагами через большую вырубку, её пересекали другие тропки. Далее росло только много елей и совсем наверху - цветущие альпийские луга. Когда мы вышли на пастбище, хребет Гайслершпитцен стоял над нами так близко, будто я видел его через бинокль. Горы из блёклого кара пугающе вырастали вверх, огромные и угнетающие. Ничего подобного я прежде не видел. Хижина была расположена между скальными массивами группы Зирбельн. Отец открыл ставни и ушёл за водой. По сути дела, мы с братом должны были в тот же день идти к бабушке с дедушкой. Но, как только обнаружилось, что на месте первого привала мы забыли керосиновую лампу, нам предоставился удобный случай, при котором мы могли заработать несколько дней отдыха. “Вы можете здесь остаться, если принесёте лампу, - сказал отец и добавил с порога - Будьте внимательны, дорогу пересекают четыре другие тропинки. Да поторопитесь, скоро ночь!” И вот мы уже бежим вниз по лугу, предостережения забыты, усталость позади. В лесу было скользко и тропинка стала трудноразличима. Простой и ясный путь, которым мы шли наверх за отцом, казался сейчас таинственным. Прежняя уверенность угасла, каждое ответвление казалось ловушкой, которая раскрылась теперь, когда мы шли одни. Опытный альпинист или охотник всегда хорошо ориентируется в лесу. Для нас же каждый поворот был загадкой. От просеки к просеке, от дерева к дереву искали мы основную тропу и когда нашли лампу, нас охватила ребяческая гордость. Нам было разрешено остаться на несколько дней на пастбище! Скоро мы уже знали названия окружающих вершин: Малая Фермеда, справа Большая Фермеда, Вильносская башня, Одла. Это Малый Гайзлер и Миттагсшарте отделяет его от основного хребта. Там стоит широкий Ридас, более 3000 метров высотой. Слева от него прекрасная изящная Фурхетта той же высоты. Я вспомнил рассказы отца, побывавшего на всех этих вершинах. Возможно тогда и возникло желание взобраться на эти зубцы. Наконец наступил день, когда нам было разрешено идти вместе. Мы были разбужены в пять утра. Я выполз из тёплого сена, открыл тяжёлую дверь, увидел ещё звёздное небо и стуча зубами оделся. Я не был взволнован, но переполнен ожиданиями. Спустя полчаса мы шли по лугу к кромке леса. На пожелтевшей траве лежал иней и деревья возвышались, как чёрные чудовища на светлом каре. Красное пятно цветов указывало на начало тропинки, которая вела вверх к Мункельвег у северного подножия Гайслершпитцен. Только что взошедшее солнце касалось северного канта Фурхетты. Это производило впечатление дуновения теплоты. Там наверху, в этом недосягаемом мире Гайслершпитцен был огромным занавесом, стеной между двумя мирами. Воздух был ясен и прозрачен от холода. Каждый звук разносился так далеко, что мы невольно говорили шёпотом. Из прозрачного источника отец наполнил бутылку. Тропинка вела через заросли, потом уходила зигзагами через последние пятна травы мимо ветхих скал Зирбельн. Бесконечным казался мне подъём до Миттагсшарте. В утреннем свете Гайслершпитцен, казалось, превосходил все мои представления. И там я угадывал бесчисленные, ещё не тронутые тайны. У последнего дерева кривой Зирбельн, которая была выше едва двух человек, мы сделали привал. Я вспоминаю об одном незначительном эпизоде: в пустотелом стволе дерева отец спрятал пачку сигарет и завалил её плоским камнем. Тогда я узнал, что отец курит... Подниматься в каре было сложнее, чем я представлял по рассказам отца. Чем выше мы поднимались, тем мельче становился щебень и я больше скользил вниз на каждом шаге. При этом я учился тому, что на подъёме надо ставить ногу на всю ступню, а в качестве ступеней использовать большие каменные блоки. “Нужно подниматься медленно и равномерно, если хочешь достичь цели “, - учил меня отец. На Миттагсшарте лежал первый снег. А позади - море вершин! По противоположной стороне мы сбежали через кар вниз до третьего устья ущелья. Мы выбирали кулуарчики и желоба с самым мелким щебнем и прыгали вниз. Пятками вперёд, так что камни брызгами летели из-под них. “Это начало маршрута”, - закричал отец. Мы остановились. Слабое журчание воды раздавалось в тишине. Время от времени где-то падали камни. “Солнце растапливает лёд, образовавшийся за ночь”, - сказал отец и достал из рюкзака пеньковую верёвку. Моё сердце забилось: восхождение начинается. Мы стояли в начале крутого ущелья. Стены слева и справа были жёлтые и отчасти нависающие. Мне не доставало должной уверенности в собственных силах, когда я смотрел вверх. Блоки размером с дом загораживали передо мной ущелье; во всех затенённых местах блестел лёд. Мать полезла вперёд, потом мы с братом и вплотную за нами - отец. Он ещё не страховал нас с помощью верёвки. Лазание было проще, чем я ожидал. До предвершины мы могли идти не связываясь. Ни один отрезок подъёма не был даже приблизительно сложен, как стена под лестницей нашего дома. К тому же на самом крутом месте был укреплён трос. Я устал и после каждого подъёма искал вершину глазами. Я ожидал острого гребня. И по сегодняшний день я не знаю, что придало этому восхождению такое напряжение, выдержанное мною в 5 лет. Вершину мы увидели неожиданно. “Она!” - подтвердил отец. Только гребень, словно висящий в воздухе, отделял нас от неё. Справа стена круто обрывалась в долину, слева было так вертикально и глубоко, что я не осмеливался смотреть вниз. “Очень опасно!” - сказал один из мужчин, что спускались нам навстречу. Они помогли мне на гребне. Я слышал это выражение впервые, но сразу его понял. На вершине сидели несколько альпинистов, которые поднялись по восточному гребню. Они пожали нам руки, как будто был праздник. У нас было приподнятое настроение. При этом я был бесконечно усталым. Вокруг нас были только солнце и ветер. Тысячью метрами ниже лежало пастбище, куда мы должны были вернуться в тот же день. Этот маршрут и для взрослых был однодневным, но сложным туром. Для меня это стало началом жизненной страсти. |
![]() | |
![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() |
||||||
Copyright © группа TAG, 1999 Copyright © журнал "ЭКСтрем", 1998-1999 |