Часть вторая. Вот он - Памир.

Утром нас провезли в сторону перевала Терс-Агар, через Заалайский хребет, еще 7 км. Погода была ясная, дул легкий ветерок, но было довольно холодно (-20 С). Мы привязали саночки к рюкзакам, одели лыжи и наш маршрут начался.

Но первая ходка оказалась недолгой. Не прошли мы и 15 минут, как неожиданно подошли к еще одной погранзаставе. Нас остановил часовой и вызвал старшего с пропуском и паспортами на собеседование с руководством. Беседовали они полтора часа. Связывались со своим начальником в Оше, который приказал пограничникам наладить с нами взаимодействие, но так как у нас не было рации, то это сделать было невозможно. Тогда к телефону позвали Веню, и начальник его спросил, что мы будем делать, если с кем-нибудь из нас что-то случиться, на что Веня ответил, что в группе есть врач, аптечка и медикаменты, и в крайнем случае мы втроем сможем одного транспортировать. Начальник Вениным ответом остался удовлетворен. Дальше решили поступить так: если мы 19 марта не выходим из гор, то 20 марта они отправляют спасотряд нам навстречу. Нас также предупредили, что на заброшенной ГМС Алтын-Мазар, которая находится за перевалом Терс-Агар, на берегу реки Муксу, могут быть скопления бандформирований. Раньше, еще в Ташкенте, Гарик предупреждал нас, что на Алтын-Мазаре нам могут встретиться наркокурьеры, и рекомендовал не останавливаться там на ночлег. С этими мрачными мыслями мы двинулись дальше, раз уж мы заехали в такую даль, потратив столько денег, то нам ничего другого не оставалось, как только идти вперед.

До некатегорийного перевала Терс-Агар, высотой 3670 м, мы шли 4 дня вместо рассчитанных двух. Нам не повезло, потому что зима в этом году была теплая, и вместо обычных -40 С было всего -25 С. И река Алтын-дарья (в переводе означает золотая река), вдоль которой мы шли на перевал, не застыла, потому что в нее впадает много горячих источников. Нам приходилось идти по берегу, где часто была глубокая тропежка. Надо было обходить каньоны, часто работая челноком, по очереди перенося рюкзак, лыжи и санки. Иногда нужно было пробираться через колючие заросли, местами настолько густые, что приходилось залазить на них, вместе с рюкзаком, лыжами и санками, и идти не касаясь земли несколько метров.

На третий день пути, во время второй часовой ходки, нас догнали три киргиза на лошадях. Они были инспекторами охотхозяйства и жили в Дараут-кургане. Они нам помогли сориентироваться по карте, и даже провезли на лошадях наши рюкзаки в сторону перевала 6 км. Так же нам сообщили, что неделю назад на Алтын-Мазаре никого не было. За помощь мы были им очень благодарны, и вместе с ними сфотографировались на память.

Идя по долине мы искали более удобный путь, то залазили высоко вверх на склоны бортовых хребтов, то спускались вниз, к самой воде. Но обедали всегда на реке. В тот же день, во время первой ходки после обеда, когда мы шли по самой реке, часто переходя ее по снежным мостам, я шел вторым после Вени и умудрился провалиться под лед, который он надломил. В результате у меня быстрым течением утащило под лед лыжу и две пружинки. Ситуация казалась безвыходной, ведь впереди у нас еще были сотни труднопроходимых километров и 21 день пути. Но мы твердо решили, что будем рубить лед на реке вниз по течению, если придется, то до самого Дараут-Кургана, и за оставшиеся 21 день уж точно найдем лыжу. Но все оказалось проще, и в результате активной рубки льда в течении 50 минут лыжа всплыла, и ее тут же выловили двумя ледорубами. Во время купания я вымок по пояс, а самое главное - вымочил внутренние ботинки своих кофлачей. К счастью, на берегу нашлись небольшие заросли арчи и колючек. Мы быстро развели костер, и я попытался просушить внутренние ботинки, что мне удалось лишь частично, потому что нужно было продолжать путь. В дальнейшем я пытался досушивать ботинки на примусе, и еще одним способом - одевал в мокрые ботинки сухие носки, а после того, как носки вымокали, сушил их на животе, и так повторял несколько раз.

К вечеру 28 февраля, мы наконец-то поднялись на перевал. У него не было четко выраженного перевального взлета, а просто тянулась длинная, с несколькими подъемами и спусками долина, которая круто обрывалась на юг. Заночевали мы перед очередным небольшим спуском. Утром 29 февраля мы начали спуск, но из-за плохой видимости и пурги не нашли серпантинную лошадиную тропу, а спускались напрямик по реке, а вернее по сплошным ледопадам и скальным выходам. Спуск с некатегорийного перевала проходил с использованием искусственных точек опоры, при этом постоянно дергали и цеплялись, за что только можно, лыжи, палки и рюкзак, который вместе с уложенными в него санками весил более 40 кг. Сбросив 300 м высоты, мы вышли наконец на серпантинную тропу, и дальше спускались уже по ней. Перед нами открылся удивительный вид. Памир предстал во всей своей величественной, подавляющей красоте. Прямо напротив нас, на другом берегу широкой долины реки Муксу, возвышались шеститысячные громадины, с перепадом высот более 3000 м, так как долина реки Муксу находится на высоте 2400 м над уровнем моря. Были видны три мощные долины - рек Сауксай, Каинды и Сельдары, по которой нам предстоял путь вверх, на ледник Федченко. Спустившись ниже, мы под впечатлением рассказов Гарика и пограничников, решили посмотреть - не видно ли внизу, на метеостанции Алтын-Мазар, скоплений бандформирований или наркокурьеров. На самой ГМС никого не было, а вот километрах в трех ниже по течению было видно довольно много лошадей, и даже один человек. Так как нам ничего другого не оставалось, мы продолжили спуск вниз по тропе. Уже в зоне леса, который тут очень редкий и состоит в основном из ив и арчи, мы остановились, заметив странные сооружения из камней. Подойдя ближе и посмотрев, мы решили, что это оборонительные сооружения. Неподалеку, за небольшим бугром, на краю обрыва я увидел еще одно непонятное сооружение из глины и камней. Рядом с ним была выложена ограда из камней, из которой торчали вверх какие-то палки и фигуры из дерева. Со стороны обрыва была маленькая квадратная дверца из дерева, с небольшим крючочком. Открыв дверцу, я заглянул внутрь и сразу понял, что залез в могильник. Я быстро закрыл дверцу и пошел оттуда, с неприятным чувством в душе. Уже позже, будучи в кишлаке Бопосор, я от памирца Юрика узнал, что Алтын-Мазар означает золотое кладбище. Никем не замеченные, мы прошли через метеостанцию, по пути заглянув во все домики. В них все было разломано и царил беспорядок. У последнего домика мы неожиданно встретили двух красавцев лошадей, которые были здесь, видимо, единственными хозяевами. Мы встали на ночлег в 2 км выше по течению реки Муксу. В первый и последний раз за весь поход, мы поставили палатку на траву, под большой раскидистой ивой, повесив на ее ветви свои личные вещи для просушки. Наутро я огляделся по сторонам и у меня появилось чувство, что как-то одновременно очень много всего видно: три огромные долины рек, со всех сторон высоченные горы, прямо перед нами широкая каменистая пустыня и длинная полка, поросшая лесом. На юго-востоке ярко светило солнце, и в то же время рядом с ним было много густых облаков. От всего этого создавалось впечатление земли обетованной. Отсюда не хотелось уходить. Только одно портило общий настрой, - то, что мы находились в логове боевиков.

Почти полдня мы шли пешком по камням, тащя за собой лыжи и санки, по пути теряя то одно, то другое. Снега совершенно нет. Пересекаем замерзшие реки Сауксай и Каинды. Третья река, Сельдара, неожиданно оказалась не застывшей. Приходится разуваться и переходить ее вброд. Незадолго перед ней начался снег. Дальше идем на лыжах вверх по ее течению, в сторону ледника Федченко. Скоро начался жуткий подлип, и скорость движения резко снижается. После обеда входим в ущелье, не освещенное солнцем, здесь подлипа нет. К вечеру подходим под язык ледника Федченко и останавливаемся на ночлег. В щели ближайшей скальной стены намерз длинный и довольно крутой ледопад, по которому перед ужином успел полазать Рафа.

На следующее утро у нас началась продолжительная и неравная борьба с низовьями ледника Федченко. Она продолжалась три дня, и завершилась нашей победой уже выше впадения ледника Бивачного, когда ледник наконец-то выровнялся. А внизу сплошные сераки, моренные валы, огромные разломы и трещины. Скорость движения всего несколько километров в день. Погода в основном пасмурная и ветреная. Валит снег, и видимость часто всего лишь 50-100 м. На четвертый день лыжного триала по леднику (как выражался Рафа) ледник выровнялся и нам удалось пройти по нему вверх 27 км, 3 ходки не доходя до ГМС им. академика Горбунова, которая находится на середине ледника на высоте 4200 м. В тот день из-за стремления дойти до метеостанции мы шли до половины восьмого вечера и последние полтора часа уже по темноте. Но все же дойти не удалось, и мы заночевали, укрывшись от ветра между сераками левой боковой морены.

На следующее утро видимость была довольно плохая и дул ветер. Выход скал, на которых находится ГМС им. Горбунова, мы все же увидели. Пошли вперед, взяв направление на эти скалы. По пути нужно было преодолеть ледопад, в котором бугристые выходы голубого бутылочного льда чередовались с трещинами, забитыми снежными пробками. Идти по ледяным буграм на лыжах было невозможно, и приходилось идти по снежным мостам. Руководитель шел первым, и, проходя по очередному снежному мосту, провалился в трещину. Это произошло, потому что у нас не было настороженности, - мы ориентировались на опыт позапрошлого зимнего похода по ледникам Ак-Шийрака. Там мы также шли на лыжах с саночками, и не было ни одного провала в трещину, потому что снежные мосты всегда выдерживали. Руководителю очень повезло, он пролетел 15 м и задержался на снежной пробке. К удивлению, он ничего не повредил себе, только немного ушиб колено, надломил одну лыжу, погнул палку и растрескал санки. Мы быстро сбросили ему две веревки, вытащили сначала снаряжение, потом он поднялся с помощью жумара по одной веревке, а другой веревкой мы его вытягивали, продернув ее в кулачок.

Дальше мы пошли очень осторожно, щупая перед собой снег обратной стороной лыжной палки. Но тем не менее, наш завхоз Наташа, идя последней, все же продавила снежный мост, но вовремя сориентировавшись, отскочила в сторону и упала рядом с трещиной.

К обеду мы наконец-то добрались до метеостанции. Было очень приятно войти в какое-то человеческое жилье, где не надо было ставить стенку, где не дует ветер, не метет снег, и можно спокойно отдохнуть. На следующий день (7 марта) мы сделали дневку, хотя времени уже катастрофически не хватало.

На улице уже вторые сутки непрерывно метет сильная пурга, сравнимая с полярноуральской. Рядом с метеостанцией нашли мешки с углем и четыре больших полена. С трудом удалось разжечь печку. Мы ремонтируем снаряжение, печем оладьи из найденной муки, и грызем сухари пятилетней давности. В результате последнего у меня выпало сразу две пломбы, и начались муки до конца похода, потому что есть стало очень неудобно и больно, особенно если торопиться. ГМС заброшена в декабре 95 года, но на ней нет никакого развала, все в полном порядке. Сохранилась довольно большая библиотека, наряду со специальными книгами много художественной литературы. Мы пытались найти записку москвичей из МАИ, которые были здесь летом 1999 года, но нигде не нашли.

Уходя, мы оставили свою записку, которую прикололи на книжный стеллаж. В результате долгих споров, начальник убедил нас продолжать путь вперед и выходить в Таджикистан, потому что для возвращения обратно в Киргизию, как планировалось ранее, нужно было поворачивать обратно уже через пару дней. Киргизским пограничникам, чтобы те не посылали за нами спасотряд, решено было позвонить из поселка Гудара, куда планировался выход.

На следующее утро, 8 марта, было ветрено, но ясно. Мы пошли дальше, вверх по леднику, с большой осторожностью. Шли зигзагами, обходя ледовые разломы, помня недавний урок. За день дошли до ледника Танымас, который не впадает, а вытекает из ледника Федченко. Это довольно редкое явление, так как у ледников обычно есть притоки, а у ледника Федченко имеется целых три "истока": ледники Танымас, Абдукагор и Язгулемский.

На следующий день температура воздуха с утра была -35 С, и продолжала оставаться такой следующие 7 дней. За день мы дошли до ледника Витковского, и немного прошли по нему вверх. Ночевали на высоте 5100 м. Следующим утром, 10 марта, видимости нет, метет пурга. К концу трех ходок, пройденных в густом тумане, пурга усилилась настолько, что нам пришлось искать укрытие за горным отрогом и срочно ставить ветрозащитную стенку. У нас получилась вынужденная полудневка на высоте 5300 м.

Утром ясно, но ветрено. У начальника ветром унесло спальник, который я по его просьбе повесил сушить на лыжу. Пока готовился завтрак, он бегал за ним вверх по склону 30 минут. Идем вперед в сторону перевала Зимовщиков высотой 5950 м и 2Б к.с. и перевала Юбилейного высотой 6000 м и 3А к.с. Резко набираем высоту, мне это почему-то дается труднее, чем другим, и я немного отстаю. Заночевали на перевале Юбилейный, предварительно построив ветрозащитную стенку вокруг палатки.

Ночью сон плохой, все время кажется, что задыхаешься. На седловине перевала сфотографировались, и сходили оттуда на перевал Зимовщиков, где в туре нашли записку ленинградцев шестилетней давности. Оставили свою. Спуск с перевала Юбилейный по не крутому ледовому склону. Через 50 метров от седловины перегиб, дальше которого спуск не просматривается. Решили вешать перила для спуска. Дойдя до перегиба увидели, что лед кончается и дальше идет простой снежный склон. Снимаем перила, и спускаемся на ледник Грум-Гржимайло, в связках, с одновременной страховкой.

Новый ледник оказался довольно сильно разломанным. Как только одели лыжи, начался гигантский слалом. Управлять движением сильно мешают санки, которые норовят то обогнать и встать прямо перед лыжами, то резко дернуть в сторону. Решили встать на ночевку у подножия ребра пика Революции, на который в случае хорошей погоды завтра начать восхождение. При подходе к месту ночевки, во время пологого спуска на леднике, Наташа шедшая последней, опять провалилась в трещину. Трещина оказалась продольной, поэтому она ушла в нее вместе с лыжами, но туловищем и рюкзаком задержалась на снежной пробке, которая была на один метр ниже уровня лыжни. Я, шедший предпоследним, услышал крики о помощи, развернулся и подбежал к трещине. Затем по указанию Наташи, вначале снял с нее лыжи и рюкзак, потом вытащил ее саму.

На следующее утро погода ясная, ветра почти нет. Термометр показывает все те же -35 С. С вечера было решено в случае ясной погоды начать восхождение на пик Революции, которое необходимо было совершить за 2 дня. Больше времени мы тратить не могли, потому что у нас и так уже не оставалось продуктов и времени на выход. К тому же, идти предстояло по совершенно неизвестному пути.

Вчера мы решили подниматься по снежно-ледовому склону, на который можно попасть, пройдя через ледопад. Этот маршрут нам рекомендовал опытнейший горный турист Юрий Килин, который несколько раз собирался штурмовать пик Революции. Пройдя этот снежно-ледовый склон, попадаешь на плато, на высоте 6300 м, с которого начинался довольно пологий снежно-ледовый гребень, ведущий на вершину. Но утром, осмотревшись, руководитель решил подниматься по длинному пологому скальному ребру, с которого свисали огромнейшие снежные карнизы. С места ночевки не было видно, острое это ребро или нет, но слов того же Килина мы знали, что по этому ребру почему-то никто не ходит.

Пока готовим завтрак, температура воздуха быстро повышается, скоро становится совсем тепло, так что приходится перед ходкой снимать анорак. Подходим на лыжах под ребро пика Революции. Здесь оставляем санки, лыжи, палки. С собой наверх берем продуктов на два дня. Одеваем страховочные системы, связываемся и одеваем кошки. Я иду в связке с Наташей.

Начинаем подъем на ребро. Оно оказалось довольно острым, с левой стороны склон уходит круто вниз, справа нависают огромные снежные карнизы. Под небольшим слоем снега обнаруживается голый лед. Местами встречается фирн, но в основном снег рыхлый, так что организовать надежную страховку не представляется возможным. Первыми идут Рафа с Веней. Рафа тропит, а Веня страхует. Идти с левой стороны ребра очень неудобно, потому что склон резко становится круче, к тому же можно его подрезать и, спустив лавину, улететь вместе с ней. Справа, хотя там и намного положе, идти нельзя, потому что можно обрушить под собой снежный карниз. Такая альтернатива пути имеется постоянно, при хождении по острым ребрам и гребням.

Тут произошла неожиданность. Веня врубает ледоруб в снег, справа от себя и довольно далеко от края. Тут раздается громкий гул, все затряслось, и вниз обрушивается огромный многотонный снежный карниз, по линии входа ледоруба в снег. Веня отскакивает в сторону и втыкает ледоруб в снег. Он кричит Рафе и мне - первому из второй связки, чтобы мы шли дальше от края. Ощущения очень неприятные.

Идем дальше с попеременной страховкой, которая ненадежна из-за того, что снег рыхлый. Дальше уклон становится круче, а ребро еще острее. В карнизах появляются трещины. Скоро мне становится ясно, что продолжать движение вперед становится неразумно и бессмысленно. Дальнейший путь виднелся таким же, или еще более крутым, поэтому скорость передвижения была бы невысокой, и мы бы явно не успели дойти до вершины. К тому же, это ребро может оказаться западней. Погода все время была очень неустойчивая, а если бы она испортилась, что и случилось на следующий день, то при таком холоде в -35 С и ниже, сильном ветре и плохой видимости, по этому ребру спускаться вниз было бы очень проблематично и опасно. У некоторых участников уже вторые сутки был очень нехороший глубокий кашель. При ночевке на высоте 6300 м, в таких суровых условиях, у них могла бы резко развиться пневмония. А транспортировать больного вниз по этому ребру, особенно при плохой погоде, не представлялось никакой возможности. Продукты у нас уже были на исходе, и дней на выход оставалось очень мало. Поэтому, когда мы подошли к более пологому участка ребра, я начал кричать первой связке, чтобы они останавливались здесь на обед, потому что впереди уже больше не было видно места для обеда. На обеде можно было бы с ними поговорить о бессмысленности и опасности движения вперед.

Но они не остановились, а начали подьем на более крутой участок ребра. Дальше впереди ребро становилось еще сложнее. Тут ко мне подошла Наташа, осмотрелась, оценила ситуацию и сказала: "Я дальше не пойду". Мы снова покричали первой связке, чтобы они остановились, но бесполезно. Мы решили возвращаться назад и рыть снежную пещеру для ночлега, потому что палатка была у Вени.

Во время спуска Наташа шла первой. Проходя через трещину в карнизе, она одной ногой провалилась в нее, упала и заскользила вниз по склону, пытаясь зарубиться. В этот момент мы шли с одновременной страховкой, но мне все же удалось успеть выбрать веревку, и воткнув ледоруб закрепить ее. Когда веревка натянулась, движение Наташи вниз прекратилось. К счастью, она не успела доскользить до перегиба в склоне, за которым он становился настолько крутым, что уже не были бы возможности остановиться. А далеко внизу виднелся сильно разорванный ледник, с вертикально стоящими ледяными сераками. После срыва Наташа немного отдохнула, закрепившись ледорубом и кошками, потом поднялась на три такта до уровня тропы. Дальше мы шли очень осторожно, иногда применяя попеременную страховку.

Спустившись к месту нашей заброски, Наташа начала рыть пещеру, а я разводить примус, чтобы вскипятить чай. Примерно через час, уже когда мы заканчивали пить чай, сверху спустилась вторая связка. Веня был очень возмущен нашим поступком. Заночевали мы на том же месте.

Ночью опять было -35 С. Следующим утром 14 марта, было пасмурно и ветрено. Как хорошо, что мы спустились вниз сами, и заставили спуститься Веню с Рафой. Надеюсь, что впоследствии Веня все таки понял, что мы поступили правильно.

Начинаем завершающий участок нашего маршрута, выход к людям. В условиях пурги и плохой видимости идем вниз по леднику Грум-Гржимайло. Вначале были огромные разломы, но мы их благополучно миновали. Дальше ледник выровнялся и стал пологим. Скоро впереди появилось голубое небо. Оно как-будто указывало нам дорогу. Позади же видимости не было совершенно, прямо со стороны пика Революции дул нам в спину сильный ветер. Создавалось впечатление, что горы выгоняли нас. Подобное ощущение я испытывал, когда ходил по Северному Уралу, на плато Маньпупунер в 95 году. Тогда, уже на обратном пути, видимость была только над горой мертвецов - Холатчахлем и над перевалом Дятлова, куда мы и стремились, потому что это был единственный удобный выход из гор. Нам в спину так же дул сильный ветер, со стороны горы Отортен. Сзади и с боков видимости не было совершенно, и казалось, что мы шли в своеобразном коридоре из облаков, с единственно возможным выходом на перевал Дятлова.

Сейчас прямо впереди стояла высокая скальная стена. Ледник Грум-Гржимайло упираясь в нее, резко поворачивал налево. Нам же надо было идти направо, на один из притоков ледника. Эта скальная стена, и место, где ледник поворачивал налево, почему-то показалось мне очень знакомым и родным. У меня даже создавалось впечатление, будто я иду по родному школьному двору, что у самого моего дома. Это впечатление не исчезало, даже тогда, когда я поднимал глаза вверх и смотрел прямо на скальную стену. Наверное, серый цвет этой стены напоминал такой же серый цвет моей хрущевской пятиэтажки. Этому способствовала еще довольно густая дымка и сильный ветер, поднимающий облака снега.

К обеду мы дошли до притока ледника, ведущего на перевал Гантмана. Этот перевал на одной нашей карте был обозначен высотой 5600 м и 3А к.с., а на другой карте 5360 м и 2Б к.с. С большой осторожностью мы пересекли два параллельных моренных вала ледника Грум-Гржимайло и разломы вокруг них, которые славятся огромными многометровыми сераками. Эти сераки сейчас были засыпаны снегом, так что на поверхности оставались лишь верхушки, высотой меньше метра.

Ледник-приток оказался сильно разломанным. В этот день встали на ночлег, не доходя две часовые ходки до перевальной седловины. Видимость совсем пропала, ветер ослабел, температура воздуха вечером была -28 С. К утру видимость не улучшилась и задул сильный ветер. С места ночевки, в разрывах облаков, иногда открывался перевал Гантмана. Было видно две седловины, разделенные невысокой скальной вершиной. По карте было не понятно, которая из них является нужным нам перевалом. Вначале мы решили идти на ближнюю, и более низкую седловину. Пройдя одну ходку, дошли до ледовой перемычки, по которой можно было перейти через глубокий желоб на ближнюю низкую седловину.

Осмотревшись, решили идти на дальнюю высокую седловину. Для этого нужно было пройти еще вверх по леднику, по пути преодолев довольно крупный и сильно разорванный ледопад. Проходя через ледопад, Веня два раза проваливался в трещину. Но неглубоко и удачно. Пока подходили к седловине, ветер усилился, видимость очень плохая, но иногда в разрывах облаков проглядывало солнце. Седловина перевала покрыта голубым бутылочным льдом, с неширокими трещинами. Одеваем кошки, на таком ветру это очень сложно. Даже думать неприятно, что надо снимать варежки для того, чтобы завязать стропу на кошках.

Ветер настолько сильный, что стоит только немного расслабиться, как он тут же тебя уронит. Спускаемся с перевала в связках, в сплошном тумане подходим к обрыву, где приходится вешать веревку. Во время спуска у меня ветром унесло солнцезащитные очки, хорошо, что в аптечке имелись запасные.

После спуска пробку не оставляем, потому что Рафа с нижней страховкой слазил и выкрутил ледобур. Дальше опять идем в связках, по крутому фирновому склону. Доходим до пологого места. Тут я проваливаюсь в трещину, но успеваю упасть на спину на краю трещины. Веня, пройдя немного вперед и зайдя за высокий серак, тоже провалился в трещину, но тоже неглубоко и удачно. На этом месте мы решили пообедать, потом смотрим на часы и решаем уже ставить палатку и ужинать.

На следующий день погода не улучшилась. Видимости нет, метет пурга. Температура -25 С. Связываемся и спускаемся вниз, в кошках, со второй ступени ледопада. Потом одеваем лыжи, но не развязываемся, так как очень много трещин и снега. На лыжах проходим довольно длинную, следующую пологую часть ледопада. Все так же метет пурга, видимость не улучшается. Скоро на леднике появляются сильные разломы, а вокруг везде валяются огромные глыбы льда, упавшие сверху. Подходим к огромному разлому, шириной метров 30, который пересекает весь ледник. Дальше дороги не видно.

Далеко внизу, сквозь туман, иногда проглядывает долина реки Хавраз-дары, кажущаяся сейчас недоступной. На пути к этому разлому сплошная паутина трещин. Веня с Рафой ушли на разведку, а я, спускаясь по веревке, перетаскиваю рюкзаки внутрь этого разлома. Там, за защитой от ветра, мы собираемся обедать. Дальше спускаться вниз решаем по правому рантлюфту. После обеда опять связываемся и начинаем спуск. Пройдя метров 300, в связках, вешаем первую веревку, чтобы по ней спуститься на дно желоба. Первым пошел Веня. Когда он прошел уже половину веревки, сверху раздался громкий гул, и на дно желоба, куда он собирался спуститься, сверху внезапно обрушилась снежная лавина. Вместе со снегом летели и глыбы льда.

После недолгого спора Наташи с Веней, решаем продолжать спуск по этому желобу. Надеясь, по убеждению Вени, что там где сошла одна лавина, то вторая там не сойдет. И что два раза, на одно и то же место, камень не падает. Наверху оставляем один Рафин бур, у которого была сломана серьга. Вешаем еще четыре веревки, и оставляем четыре пробки. Все это время находимся на дне желоба, по которому в любой момент может опять сойти лавина или ледовый обвал. Прямо над нашими головами висят огромные ледяные сераки, могущие обрушиться каждую секунду и потрескивающие под собственной тяжестью. Спускаемся вниз очень медленно. Сильно мешают санки и лыжи, которые за все цепляются и, упираясь в лед, не дают двигаться вниз по веревке. Веревка основная все время путается со вспомогательной, и с той, за которую привязаны санки и лыжи. Очень не удобно работать в толстых рукавицах, которые невозможно снять, потому что руки сразу же деревенеют от холода и сильного ветра.

Лед очень твердый и одновременно хрупкий. Ледовый бур, с большим трудом входя в огромную глыбу льда, под конец может расколоть ее на несколько частей. И снова приходится искать более-менее подходящий лед, для навешивания веревки. Все это сильно задерживает движение, но нам очень везет, и пока мы находимся в этом желобе, обвалов не было.

Последние две веревки остались висеть на ледобурах, потому что мы очень торопились побыстрее уйти на безопасное место. Их необходимо было снимать, и оставлять пробки вместо буров. Я хорошенько зашнуровал свои кофлачи, взял дополнительные карабины, ледоруб, и начал с помощью самохвата подьем по веревке. Благополучно сдернув первую веревку, и оставив пробку вместо бура, начал проделывать то же и со второй веревкой. В то время, когда я уже начал сдергивать ее, сверху раздался громкий шум, а снизу донеслись крики: "Андрей, берегись!" Посмотрев вверх, я увидел, что прямо на меня летят куски льда. К счастью, будучи в кошках, я успел запрыгнуть на ледовую стену, и лед пронесся прямо подо мной. Потом, спрыгнув в желоб, я быстро побежал к Вене с Рафой, на ходу сдергивая веревку. Только мы успели одеть рюкзаки, и завернуть за угол, как прогремел третий ледовый обвал, самый крупный, накрывший то казавшееся безопасным место, на котором Веня с Рафой ждали, пока я сниму веревки. Наконец-то мы спустились на землю, с третьей и последней ступени ледопада, самой сложной и опасной.

Уже темнело, когда мы снова связались и дошли до безопасного места, где и остановились на ночлег. Ночью сквозь сон слышали какой-то грохот, а утром обнаружили в 30 метрах от палатки куски льда, которых накануне не было. Видимо, опять случился ледовый обвал, настолько сильный, что лед долетел даже досюда. Погода стояла морозная, но солнечная и почти безветренная. Казалось, что горы наконец-то отпустили нас, и пришел конец нашим злоключениям. На этом месте я оставил свои санки, которые треснули еще при спуске с перевала Терс-Агар, а за вчерашний день разломались совсем. Наташа свои санки оставила еще вчера, перед спуском по этому желобу.

У нас появились большие сомнения насчет правильности оценки категории сложности перевала Гантмана. Как мы узнали позже, уже в Перми, у того же Юрия Килина, что мы прошли не перевал Гантмана, который находился как раз на более низкой и ближней из двух седловин, к месту нашей тогдашней ночевки, а совершили первопрохождение не известного ранее перевала.

Ко времени выхода с места ночевки опять задул сильный ветер. Спускаемся на лыжах к реке Хавраздара , сначала через моренные валы ледника Гантмана, потом по крутому снежному склону, часто падая и проваливаясь в сугробы выше пояса. Отсюда, во всей своей грозной красоте, становится виден наш ледопад, и даже не верится, что мы вчера по нему спускались.

Скоро мы увидели реку, она оказалась не застывшей, что сильно осложняло наше передвижение. На берегу реки стоял одинокий черный як, и спокойно смотрел на нас. Он был первым живым существом, которое мы встретили за много дней.

Идем вниз по реке. Приходится, обходя, каньоны, часто вылезать наверх, а когда и там появляются выходы скал, снова спускаться вниз, к самой воде. По пути встретили стадо горных козлов, голов на 70. Увидав нас, они быстро перебежали на другой берег, и стали подниматься вверх по крутой сыпухе. После обеда увидели первые признаки цивилизации: маленький мостик из бревен, через один из притоков реки и летовку, сложенную из камней на крутом берегу реки. Скоро у самой воды стали появляться первые деревья. Это были наши родные березы.

Уже ближе к вечеру мы встретили еще одно стадо горных козлов. Они быстро пробежали нам на встречу и скрылись за перегибом. Наконец, вышли на горную тропу. Она часто терялась, местами была засыпана глубоким снегом, но все же идти по ней было гораздо удобнее. Остановились на ночлег уже в темноте. Пришлось спускаться с тропы далеко вниз, на берег реки. Поставили палатку между деревьями, на снегу. Проталин тут не было, из-за того, что со всех сторон нависали скалы. Скоро показалась луна, и стало очень светло. Все небо было заполнено звездами. Совсем рядом шумела река, вызывая приятные воспоминания. Окружающий мир, в этом ярком лунном свете, выглядел совершенно нереально и фантастически. Ночью было всего лишь -19 С.

На следующий день к обеду мы вышли к арыку, который отводил воду из реки для ГЭС кишлаков Посор и Бопосор. Интересно, как нас встретят памирские таджики, ведь мне еще никогда не приходилось близко сталкиваться с таджиками. Уже несколько дней у меня в голове почему-то вертелась фраза: "Русский с таджиком братья навек".

Последние два дня у нас уже не было ни сахара, ни хлебных крошек, а остатки моего карманного питания мы с Рафой доели еще накануне. На входе в кишлак мы встретили первых горцев. Один из них тут же пригласил нас к себе в дом и начал угощать - супом из баранины, с картошкой, потом от соседей принесли лепешки. Собрались гости, все сидели и смотрели на нас, а сами ничего не ели. Им было не понятно, как можно выйти из гор, не заходя в них. Потом мы им объяснили, что начали маршрут в Киргизии, и просто пересекли весь Памир, и вышли к ним в Таджикистан.

После добавки супа хозяин подал еще жареной баранины с лепешкой, но она уже ни в кого не вошла. Потом он вместе с нами попил чай из шиповника, так как заварки у них не бывает. Во время обеда мы узнали, что перевалы, через которые мы хотели выезжать на трассу Ош - Хорог, закрыты до июня, и что ближайшая машина есть только в сельсовете Совнобе. Мы решили идти в соседний кишлак Бопосор, стоящий на автомобильной дороге, чтобы ловить машину, которая должна в ближайшие дни привести продовольствие пенсионерам.

После обеда я сфотографировал семью хозяина и всех желающих соседей. Перед уходом Веня оставил горцам свои, уже тоже изрядно побитые санки. По дороге в Бопосор нужно было переходить по льду реку Гудару. Там я провалился и вымочил левую ногу, но не обратил на это внимания. В кишлаке мы подошли к ближайшему домику у дороги. Там мы скинули рюкзаки и вошли в дом. Тут же собрались гости, всем было интересно посмотреть на нас. Подошли даже две очень колоритные личности - два седобородых аксакала. Как мы потом узнали, одному из них было 90 лет. В молодости он тонул на Сарезском озере, потому что их катер потерпел кораблекрушение и начал тонуть. Все остальные бывшие там люди погибли, а он один чудом спасся. Сарезское озеро самое большое на Памире, и на нем бывают во время сильного ветра огромные волны.

Дальше началась довольно интересная беседа. Хозяева нас расположили на почетном месте, а Веня пошел в самый верхний кишлак в ущелье реки Гудары, в Гудару. По словам горцев, там есть рация, и по ней можно вызвать машину из сельсовета Совноба и сообщить киргизским пограничникам, что мы вышли на территорию Таджикистана и нас искать не надо. Во время разговора я узнал, как переводятся некоторые названия: Посор значит место, где молотят пшеницу, Бопосор переводится, как новое место, где молотят пшеницу, Гудара значит горное ущелье, дарья - река. В Совнобе, оказывается, есть всего две машины. Одна скорая помощь, вторая уазик-козлик, принадлежащий коммерсанту.

Нашего хозяина звали Юрик, из-за того, что он воспитывался в детдоме. Его так все и зовут, уменьшительно - Юрик. В армии он служил в Подмосковье. После службы мог бы остаться в России, но решил вернуться на родину. Скоро нас начали угощать жареной картошкой с мясом, занятым у соседей, и лепешками. Хозяева сами не ели, а сидели и смотрели, как мы уплетаем угощение.

Уже совсем стемнело, когда вернулся Веня и сообщил, что связаться по рации с Совнобом не удалось, из-за того, что последний сеанс связи был в три часа дня, а он пришел уже в шестом часу. Он сказал, что ему радисты посоветовали нанять ишаков для перевозки рюкзаков, и идти с ними в Совноб пешком, и что до туда можно дойти за 6 часов. Радисты конечно свяжутся, и попытаются вызвать для нас машину, но по их словам, им никто не поверит, что мы пересекли весь Памир, и вышли в Таджикистан, заходя через Киргизию. Когда хозяева узнали, что Рафа инженер, а я врач, то сразу его пригласили в соседний дом починить магнитофон, а меня посмотреть хозяйскую дочку, 6 месяцев отроду. У нее оказался авитаминоз. Потом меня попросили сходить к соседям, посмотреть больную девушку. У нее был гастрит, и бронхит, но в легких хрипов не было. После этого я послушал, и измерил давление еще у нескольких женщин. Дал рекомендации, и кое-какие лекарства из аптечки.

Эта семья жила побогаче, чем та, у которой мы остановились. После осмотра меня пригласили пить чай. Подали даже сахар, и гуманитарное рафинированное подсолнечное масло. Тут вообще получилась какая-то смесь цивилизаций. Это масло, которое должно использоваться для жарки, налили в пиалу, поставили на середину стола, и все по очереди макали в него лепешки. Причем, в то время, когда кушает гость, с ним одновременно, по их обычаям, может кушать только хозяин дома. Когда вернулись домой к нашему хозяину Юрику, то его родственники тоже попросили послушать их и померять давление. У всех у них был кашель и насморк. А у сестры Юрика, как я понял по описанию, хронически болела селезенка. Всем им я так же дал рекомендации, и кое-какие лекарства, остававшиеся еще в аптечке.

Юрик служил переводчиком во всех разговорах с памирцами, которые очень плохо говорили по русски. Сам он выучил русский язык, служа в армии, но сейчас, так как у него совершенно не было практики, уже начал забывать его. От него мы узнали интересную вещь. Оказывается, что те горцы, к которым мы вышли, не являются таджиками. У них своя национальность - памирцы. Даже язык у них отличается так сильно, что ни памирцы, ни таджики друг друга не понимают. Пока мы ходили по больным, вся моя команда улеглась, и когда мы зашли, они уже дружно храпели, улегшись в ряд, на палатях. Послушав и осмотрев всех желающих, я присоединился к ним.